ШУТКА

Снегопад был таким, что за два  часа  окно  снаружи  сплошь  залепило

снегом. Обнаженная девушка поднялась из постели и, обхватив  свои  бежевые

плечи, подошла к  окну.  Она  легонько  постучала  кулачком  по  стеклу  в

надежде, что снег снаружи осыплется. Так и  получилось:  маленький  тонкий

пласт бесшумно отломился и  канул.  Девушка  нагнулась  к  образовавшемуся

глазку и долго смотрела на осугробленные крыши, а потом повернулась  назад

с таинственной улыбкой  совершенно  счастливого  человека  и  с  невинными

словами:

     - Как быстро в этом году наступила зима!

     Мужчина откинул одеяло и сел на диване. Он смотрел на девушку. В  его

глазах не было ничего, кроме усталого тепла.

     - Танюша! - позвал он. - Иди, сядь рядом со мной!

     С поспешной готовностью, какую женщины проявляют  лишь  тогда,  когда

хотят подчеркнуть сове желание немедленно повиноваться своему  властелину,

девушка бросилась к мужчине, но села не рядом, как он просил, а на ковер у

его ног, положив руки и голову к нему на колени:

     - Знаешь, Васенька, я, кажется, наконец-то по-настоящему счастлива...

     Васенька запустил пальцы в волосы возлюбленной, поднимая  ее  голову.

Он улыбался.

     - Раз уж мы приняли сегодня такое решение... Решение -  на  всю  жизнь... Так давай отметим этот день, - предложил он.

     - Давай, - кивнула Таня. - пойдем куда-нибудь?

     - Для начала я куплю тебе у кооператоров двадцать одну пунцовую розу.

     - Почему двадцать одну?

     - А ты забыла, сколько тебе лет?

     Девушка с улыбкой шумно выдохнула  воздух  -  это  у  нее  был  такой

странный смех:

     - Тогда купи пятьдесят девять.

     - Зачем?

     - Затем, что сегодня наш общий праздник, а  если  посчитать,  сколько

нам с тобой вместе лет и особенно сколько розы будут стоить  в  это  время

года...

     -  Тогда  я   куплю   тебе   какой-нибудь   другой,   но   совершенно

необыкновенный подарок.

     - Да. Жемчужные бусы. В том киоске, что у метро. Моя  приятельница  -

ну та, нищая поэтесса, у которой это - единственная драгоценность, однажды

дала мне померить и тут же, увидев их на  мне,  сказала,  что  обратно  не

возьмет, потому что это моя вещь, я словно бы с ней родилась.  Мне  стоило

огромного труда вернуть ей бусы - она все сопротивлялась, но  в  душу  мне

они запали. Поэтесса - матовая блондинка, на ней жемчуг как-то блекнет,  а

на мне - я ведь совсем смуглая и черная - наоборот,  приобретает  какие-то

немыслимые оттенки - голубой, розовый, желтый - где их раньше  не  было...

Словом - живет! Я все копила деньги на  такие  бусы,  но  никак  не  могла

собрать четыреста рублей, все на что-нибудь мелкое соблазняюсь...

     - Решено, - обрадовался Вася. - Я сегодня  богатый.  Сейчас  покупаем

жемчуг. Потом идем подавать заявление. А после этого хватаем тачку и  едем

в "Норд". Тамошний директор - мой школьный приятель, так  что  нас  примут

как царей.

     - И ты скажешь своему другу, - подхватила девушка, - вот  это  -  моя

невеста, Таня Лазарева.

     - Невеста, - твердо повторил Василий и посмотрел  на  Таню  так,  как

смотрят только очень открытые и влюбленные люди.

     У  киоска  Таня  сняла  пуховый  шарф,  обнимавший  ее  шею,  и  Вася

торжественно застегнул на ней сзади замочек жемчужного  ожерелья.  Девушка

загляделась  на  себя  в  витринное  стекло.  И  она  действительно   была

необыкновенна в тот  миг.  Из  серенького  потертого  песцового  воротника

беспомощно тянулась тонкая смуглая шея, на которой  жил  своей  отдельной,

недоступной  и  недосягаемой  жизнью  жемчуг.  Василий  залюбовался  своей

любимой. Танюша отказалась снова надеть шарф, но  Вася  почувствовал,  что

она не простудится - такое  ощутимое  доброе  и  счастливое  тепло,  почти

свечение, исходило от нее.

     Совсем стемнело. С трудом пробивая себе колесами путь в рыхлом снегу,

древний "Запорожец" остановился у  закрытой  стеклянной  двери  ресторана,

одну половину которого занимала огромная  табличка  "Мест  нет",  кажется,

приделанная  туда  раз  и  навсегда,  а  другую  -  спина   швейцара,   не

соизволившего даже повернуться на стук Василия. Тому пришлось сильно пнуть

дверь ногой, чтобы швейцар,  не  отрывая  носа  от  газеты,  сделал  рукой

неопределенный  жест  к  табличке,  очевидно  решив,  что  имеет  дело   с

душевнобольным. Василий повторил свой маневр, и только тогда  швейцар,  не

открывая двери,  стал  знаками  выяснять,  в  чем  дело,  на  что  Василий

закричал, что ему нужен сам директор. Швейцар начал длинно  расспрашивать,

что да зачем.

     Тягостная сцена, в продолжении которой  Танюша  стояла  на  несколько

шагов позади, становилась уже комичной. Наконец, волею случая, в вестибюле

появился сам директор, который с первого взгляда узнал товарища, оттолкнул

швейцара и сам отодвинул засов. Друзья обнялись тут же на пороге, а  затем

стали хлопать друг друга по плечам и восклицать обычную  бессмыслицу:  "Ну

как ты? - А ты? - Да ничего! - А я,  как  видишь...  -  Ну  ты  даешь!"  И

директор понемногу повлек Васю за собой.

     В эти первые минуты Танюша, от замешательства так  и  не  вошедшая  в

ресторан, оказалась забытой. Так как она  от  робости  не  делала  никаких

попыток войти, то швейцар,  приняв  ее  за  постороннюю,  начал  закрывать