МОЯ ЛЮБОВЬ

Впервые я, наверное, увидела его во сне. Видимо, очень  давно:  может

быть еще в детстве? Не знаю случая, когда он и в  самом  деле  появился  у

нас, я ничуть не удивилась. Это как-то  само  собой  разумелось,  что  он,

наконец, появится.

     Его голос сразу наполнил прихожую, зазвенел, летая между  стеклянными

шарами люстры, и выплеснул  на  кухню.  Смуглая  тонкая  рука  с  длинными

пальцами  и  узким  запястьем,  увитая  синими   тенями   дверной   ручки,

выключателей и вешалки гардероба. Он был худ,  на  лице  выделялся  только

длинный нос  и  бездонные  оконца  глаз,  скрытые  бликами  стекол  очков.

Свободный свитер скрадывал очертания тела, тоже  худого  и  жилистого.  И,

видимо, это его слегка смущало - глупые мужчины почему-то  так  переживают

из-за своей мускулатуры, не понимая, что это как раз  и  не  очень  важно.

Конечно, кому как, но  у  нас  в  семье  всегда  предпочитали  эстетику  и

изящество мускульной силе - и хоть я небольшой знаток красоты мужских ног,

но эти... Как нетерпеливо и  легко  они  двигались,  в  них  чувствовались

тонкость кости и скрытая сила, неожиданное  и  точное  движение  позволяло

даже  торопясь  ступать  непринужденно,  и  это,  право,  трудно  выразить

словами. Кажется, что они живут своей, отдельной жизнью,  и  он  при  всем

желании не смог бы заставить их сделать что-либо дурное или некрасивое...

     Я не знаю точно, как выглядят герои  легенд,  принцы,  доисторические

коты в сапогах, - может быть, так? Он  поздоровался  и  прошел  дальше  по

кухне (приходил к нам по какому-то делу). А я, так и не поднимая  глаз  от

пола, вышла в комнаты, думая о том, что едва ли  он  расслышал  мой  тихий

ответ. В тот вечер я долго  молча  сидела  перед  телевизором,  не  совсем

понимая, что там происходит и рассеянно оглядываясь на  вопросы  домашних.

По-моему, они решили тогда, что я просто заболела. Сами того не зная,  они

были правы. И эта болезнь имела имя.

     С того дня прошел уже почти год. Он часто бывает у нас. Его взгляд  и

голос первое время чуть не сводили меня с ума, а прикосновения жилистой  и

тяжелой (но с такими нежными пальцами!) руки просто бросали в дрожь. А он,

кажется, просто не воспринимал меня всерьез. По воскресеньям  я  с  самого

утра  ждала,  когда  он  ворвется  в  нашу  огромную  сонную  квартиру  и,

поздоровавшись со всеми, обнимет меня  и  оторвет  от  пола,  закружив  по

комнате. Радостно скажет: "Здравствуй, моя милая девочка!" - и,  приникнув

лицом к моему затылку, прошепчет: "Прелесть  моя!"...  Потом,  обсудив  на

кухне свои дела, пока там убирают со стола и  моют  посуду,  иногда  может

зайти в мою комнату, где я одна (двери у  нас  закрывают),  и  присесть  с

чашечкой кофе в руках на  диван  рядом  со  мной.  Нежно  и  легко  не  то

погладив, не то просто коснувшись моей шеи (это у него выходит так  просто

и  естественно,  что  не  возникает  и  тени   неприличия   от   нарушений

условностей) и глядя  мне  просто  в  глаза  своими  теплыми  зеленоватыми

глазами, он мог, чуть улыбаясь, запросто спросить: "Как дела, киска?" И  я

трепетно ждала его прикосновений, я была готова все что угодно ему отдать,

но... Но он говорил что-то еще,  допивал  свой  кофе  и  уходил.  Кофейный

аромат напоминал мне его, я даже стала пить кофе, хотя раньше  терпеть  не

могла эту гадость. Он уходил и приходил  опять,  они  о  чем-то  говорили,

смеялись, шуршали бумагой. Иногда я, заходя на кухню, видела, что он  пьет

горячий  чай,  и  по  влажно  блестящим  пепельным  волосам   и   румянцу,

проступившему на скулах, я понимала - он принимал  ванну.  Я  представляла

струи воды на его гладкой  бронзовой  коже,  изгибы  тела,  мыльную  пену,

ползшую по животу и оставлявшую за собой чистую кожу, его одежду на  полу.

Это приводило меня в ужас, но в груди сладко, изнемогающе  ныло.  Я  очень

боялась, что они заметят  мое  смущение.  Тогда  я,  старательно  глядя  в

сторону, слишком правильно ступая, проходила мимо стола,  за  которым  они

сидели, стараясь думать о чем-нибудь постороннем.

     Часто  они  подолгу  и  молча  сидели   одни   в   комнате,   изредка

приглушенными и странными  голосами  что-то  говоря  друг  другу.  Если  я

заходила в комнату (как я боялась что-то сделать  не  так  и  разочаровать

его!), он, глянув на меня, улыбался, и сердце чуть не выскакивало  у  меня

из груди, оно билось у горла. Но  счастливой  я  чувствовала  себя  только

несколько секунд - они явно ждали, когда я уйду, чтобы продолжить  беседу.

Да, это, конечно, стыдно, но когда он уходил, я, бывало, прижимаясь к  его

рубашке, оставленной в ванне, думала о нем. А  когда  он  снова  был  тут,

пыталась делать вид, что он мне безразличен, что просто мне с ним  весело.

И чего-то ждала, ждала...

     Сегодня я опять смотрю на него не  в  силах  вымолвить  те  жаркие  и

нежные слова, которые распирают мне грудь и увлажняют глаза.  Я  мечтаю  о

его любви, я готова оставить все и пойти за ним - пусть только позовет.  А

он...он опять присел ко мне на диван с  чашкой  в  руке,  гладит  меня  по

полосатой спине и чешет за  ухом,  когда  я  сворачиваюсь  клубком  у  его

колена. Я чуть шевелюсь, мое дыхание становится хриплым и нежным;  наконец

я пригреюсь и заурчу, прикрыв глаза.  От  нежности  мои  лапы  будут  чуть

подрагивать, обнажая острые коготки, которые ему так  нравятся.  Он  снова

говорит мне ласковые слова, и я не знаю точно - сплю я  или  нет?  Но  все

равно я знаю другое: он ходит к моей так называемой "хозяйке", к той,  что

живет со мной в этой квартире. Он любит не меня...