АНН-МАРИ И КОЛЬЦА

О. молчала. Знал бы он, что Жаклин никогда не смотрела на ее тело -- она

просто лежала, закрыв глаза, и отдавалась ласкам. Достаточно было бы О.

не принимать в присутствии Жаклин ванну и одевать, ложась в постель,

ночную рубашку, и девушка ничего бы не заметила, так же, как она до сих

пор не заметила того, что О. не носит нижнего белья. Она не замечала

ничего: О. не интересовала ее. 

-- Так что можешь подумать, -- продолжил Рене. -- Но одно ты

обязательно должна будешь сказать ей. Причем сделать это надо немедленно.

 -- Что? 

-- Ты скажешь ей, что я влюбился в нее. 

-- Это правда? -- выдохнув, спросила О. 

-- Нет, но я хочу, чтобы она была моей, а так как ты не можешь или не

желаешь помочь мне в этом, придется действовать самому. 

-- Но она никогда не согласится поехать в Руаси, -- убежденно сказала О. 

-- Что ж, -- просто сказал Рене, -- тогда ее заставят силой. 

В тот же вечер О. сказала Жаклин, что Рене влюблен в нее. Девушка

восприняла это очень спокойно. Ночью, разглядывая спящую Жаклин, О. вдруг

подумала о том, как все-таки странно устроен этот мир: она еще месяц назад

приходила в совершеннейший ужас при одной только мысли, что это красивое

хрупкое тело может быть отдано на поругание жестоким и похотливым гостям

замка Руаси, а сегодня, сейчас, повторяя про себя последние, сказанные ей 

Рене, слова, чувствовала себя по-настоящему счастливой.

* * * 

Приближался июль. Жаклин уехала куда-то на съемки фильма; сказала, что

вернется не раньше августа. О. больше ничего в Париже не удерживало. Рене

собирался ехать в Шотландию, к родителям, и для вида немного сокрушался по

поводу рапзлуки с О.  В какой-то момент у О. мелькнула надежда, что он

возьмет ее с собой, но тут же угасла, когда она вспомнила, что сэр Стивен

должен везти ее к Анн-Мари, а Рене, естественно, не будет противиться

этому. Так оно и произошло, и сэр Стивен сообщил, что приедет за ней, как

только Рене улетит в Лондон. 

-- Мы прямо сейчас едем к Анн-Мари, -- сказал сэр Стивен, едва переступив

порог ее квартиры. -- Она уже ждет нас. Вещей никаких не надо. Вам ничего

не понадобится. 

На этот раз он привез ее в небольшой красивый дом, одиноко стоявший в

глубине пышного, но немного запущенного сада. Это было совсем неподалеку от

леса Фонтебло. Было два часа дня, лениво жужжали мухи и припекало солнце. В

ответ на звонок залаяла собака -- большая немецкая овчарка. Когда они

подходили к дому, она обнюхала ноги О. Повернув за угол, они увидели

Анн-Мари. Женщина сидела в шезлонге в тени большого ветвистого бука.

Лужайка, выбранная ею для полуденного отдыха, тянулась от края сада к самым

стенам дома. На их появление Анн-Мари никак не прореагировала. Она даже не

поднялась им навстречу. 

-- Вот, привез, -- сказал сэр Стивен. -- Что с нею надо сделать вы сами

знаете. Я только хотел бы узнать, когда можно будет забрать ее? 

-- Вы говорили ей что-нибудь? Она знает, что ее ждет? Впрочем, теперь уже

все равно. Я начну сегодня же. Думаю, это займет дней пятнадцать. Потом, я

полагаю, что поставить кольца и клеймо, вы захотите сами, не так ли?

В общем приезжайте через пару недель, надеюсь, что все будет готово. 

О. хотела было спросить, что же ждет ее, но Анн-Мари перебила ее: 

-- Ты скоро сама все узнаешь, -- сказала она. -- А сейчас пойди в комнату

-- как войдешь в дом первая дверь налево, разденься там, сандалии можешь

оставить, и сразу возвращайся сюда. 

Комната была большой, просторной, с белыми стенами и фиолетовыми шторами

на окнах. О. сняла с себя все, положила одежду, перчатки и сумочку на

маленький, стоявший рядом с дверью, стул и вышла из дома. Ступая по

стриженному газону лужайки, она щурилась на солнечном свету и старалась

поскорее добраться до спасительной тени бука. Сэр Стивен по-прежнему стоял

перед Анн-Мари. У ее ног сидела собака. Черные с проседью волосы женщины

масляно блестели на солнце, а голубые глаза поблекли и потемнели. На ней

было белое, перехваченное лакированным ремешком платье и белые открытые

сандалии; ногти на пальцах рук и ног были покрыты алым лаком. 

-- О., -- сказала она, -- встань на колени перед сэром Стивеном. 

О. послушно опустилась на траву; руки убраны за спину, грудь немного

подрагивает. Собака вскочила и О. показалось, что она готова броситься на

нее. 

-- Сидеть, Тук, -- спокойно сказала Анн-Мари. -- О., согласна ли ты носить

кольца и клеймо сэра Стивена? 

-- Да, -- ответила О. 

-- Тогда жди меня здесь. Я только провожу сэра Стивена и вернусь. 

Пока Анн-Мари выбиралась из шезлонга, сэр Стивен наклонился к О. и

поцеловал ее в губы. 

Потом он выпрямился и поспешил за женщиной. О. услышала звук закрываемой

калитки, и через минуту-другую Анн-Мари вновь появилась на лужайке. О.

ждала ее, сидя на пятках и положив на колени руки.

В доме, так заботливо спрятанным за высокой оградой сада, как позже

узнала О. жили еще три девушки. Они занимали комнаты на втором этаже; ей

же отвели комнату на первом, по соседству с той, что занимала Анн-Мари.

Анн-Мари крикнула девушкам, чтобы они спускались в сад, и О. увидела, что

все трое обитательниц этого дома тоже были обнаженными.

Одна была маленькой и рыжей, с неестественно белой кожей и пухлой грудью,

испещренной сетью зелено-голубых вен; две другие -- шатенки, с длинными

стройными ногами и черными, под цвет волос на голове треугольниками лобков.

-- Это О., -- представила ее Анн-Мари, снова заняв место в шезлонге. --

Подведите ее ко мне. Я хочу еще раз осмотреть ее.

Девушки обступили О., подняли ее и подтолкнули к Анн-Мари. Та заставила

повернуться ее спиной и, увидев черные полосы на ее бедрах и ягодицах,

спросила: 

-- Кто тебя бил? Сэр Стивен? 

-- Да, -- ответила О. 

-- Чем? 

-- Хлыстом. 

-- Когда это было? 

-- Три дня назад. 

-- Теперь, в течении месяца тебя бить не будут. Правда, это начиная с

завтрашнего дня, а сегодня, по случаю твоего приезда, девушки немного

помучают тебя. Тебя когда-нибудь били плетью между ног? Нет? Где уж им,

мужчинам. Давай, теперь посмотрим твою талию. О! Уже лучше! 

Она сжала руками талию О., потом приказала рыжей девушке принести какой-то

особый корсет и, когда та вернулась, велела девушкам надеть его на О.

Особенность этого черного шелкового корсета заключалась в том, что он

больше походил на широкий пояс, чем на собственно корсет, поскольку был

очень коротким, жестким и узким; подвязок на нем не было. Застегивая его

на О., девушка-шатенка старалась изо всех сил. 

-- Но это же ужасно, -- вяло протестовала О. 

-- Верно, -- ответила Анн-Мари, -- но благодаря ему, ты станешь еще

красивее. Посмотри, насколько уже стала совершеннее твоя фигура. Этот

корсет ты будешь носить каждый день. Теперь я хочу знать, каким образом

сэр Стивен чаще всего берет тебя? 

О., чувствуя у себя между ног ищущую руку Анн-Мари, молчала. Девушки с

интересом наблюдали за ними. 

-- Наклоните ее, -- приказала им Анн-Мари. 

Дважды повторять не потребовалось, и вскоре О. почувствовала, как чьи-то

руки развели в стороны ее ягодицы и там замерли, ожидая дальнейших

приказов. 

-- Понятно, -- сказала Анн-Мари, -- можешь не отвечать. Клеймо надо будет

поставить на ягодицах. Отпустите ее, -- велела она девушкам. -- Сейчас

Колетт принесет коробку с браслетами и мы подберем тебе подходящие. 

Колетт звали одну из шатенок, ту, что повыше. Вторую -- Клер. Имя 

пухленькой рыжей девушки было Ивонна. 

Когда девушка уже направилась к дому, Анн-Мари окликнула ее: 

-- Да, Колетт, не забудь захватить жетоны, -- и, повернувшись к О.,

объяснила: -- Мы бросим жребий и определим, кто тебя будет пороть сегодня. 

О как-то сразу не обратила внимания, что на всех девушках были надеты

кожаные колье и браслеты, подобные тем, что она носила в Руаси. 

Колетт вернулась. Ивонна выбрала браслеты и застегнула их на запястьях О.

Потом Анн-Мари протянула О. четыре принесенных девушкой жетона и велела,

не глядя на написанные на них цифры, раздать их всем по одному. Посмотрев 

на свои жетоны, девушки молча ждали, что скажет Анн-Мари. 

-- У меня двойка, -- были ее слова. -- У кого единица? 

Колетт подняла руку. 

-- Что ж, она твоя. 

Она завела О. за спину руки, сцепила их там браслетами и подтолкнула О.

вперед. У большой стеклянной двери, ведущей в расположенное перпендикулярно

к главному зданию крыло дома, Ивонна, шедшая немного впереди, остановилась

и, подождав остальных, сняла с подошедшей О. сандалии. Переступив порог,

О. увидела за дверью большую светлую комнату. Куполообразный потолок

поддерживали две небольшие стоящие, примерно, в двух метрах друг от друга,

колонны. В дальней половине комнаты было сделано нечто, напоминающее

помост, невысокий, в четыре ступеньки, который, образуя полукруг, тянулся

от стены к колоннам. Между колоннами он резко обрывался. Пол и помост были

застелены красным войлочным паласом. Такого же красного цвета были и

стоящие вдоль белоснежных стен плюшевые диваны. Справа от двери

располагался камин. У противоположной стены на низком столике стоял большой

проигрыватель и рядом лежала кипа пластинок.

-- Это наш музыкальный салон, -- улыбнувшись, сказала Анн-Мари.

О. только потом узнала, что сюда можно было попасть и непосредственно из

комнаты Анн-Мари, через дверь, находящуюся справа от камина.

О. усадили на край помоста, точно посередине между колоннами. Ивонна

закрыла стеклянную дверь и опустила жалюзи. В комнате стало темнее. О.

заметила, что входная дверь была двойной и, удивившись, спросила об этом

Анн-Мари.

-- Это чтобы никто не услышал, как ты будешь кричать, -- засмеявшись,

ответила женщина. -- Стены этой комнаты проложены пробковыми плитами, они

глушат звук, и снаружи ничего не слышно. Так что, ложись.

Взяв О. за плечи, она уложила ее спиной на мягкий войлок, потом подтянула

немного на себя. Ноги О. свешивались с края помоста. Руки ее Ивонна

закрепила в торчащем из помоста металлическом кольце. Потом она подняла ее

ноги, пропустила через браслеты на лодыжках идущие от колонн ремни, и О.

неожиданно почувствовала, что ее зад начинает приподниматься. Вскоре она

оказалась распятой между колоннами, с широко разведенными ногами и

выставленными вперед ягодицами. Анн-Мари провела рукой по внутренней

стороне ее бедер.

-- Здесь самая нежная кожа, -- сказала она. -- Пожалуйста, Колетт,

поосторожней, постарайся не повредить ее.

Колетт поднялась на помост. О. успела заметить кожаную плеть в руках

девушки, и тут же острая боль на мгновение ослепила ее. О. застонала.

Колетт старательно наносила удары, изредка останавливаясь, чтобы

полюбоваться своей работой. О., обезумев от боли, неистово билась в ремнях.

Она стиснула зубы, стараясь сдерживать рвущийся из нее крик. "Они не

услышат от меня просьб о пощаде," -- говорила она себе в те редкие

мгновения, когда Колетт давала себе передышку. Но именно этого, похоже,

добивалась от нее Анн-Мари. Она приказала Колетт бить еще сильнее и

быстрее.

О. изо всех сил пыталась сдержаться, но тщетно. Минутой позже она уже

плакала и кричала, дергаясь под жалящими ударами плети. Анн-Мари ласково

гладила ее мокрое от слез лицо.

-- Потерпи еще немножко. Совсем чуть-чуть, -- успокаивала она ее. --

Колетт, у тебя еще пять минут. Так что поспеши.

Но О. кричала, что она больше ни секунды не может выносить эту боль, и

просила, чтобы над ней сжалились и отпустили. Однако, когда Колетт,

наконец-то, перестала наносить удары и сошла с помоста, и Анн-Мари ,

улыбнувшись сказала О:

-- А теперь поблагодари меня.

О. не раздумывая сделала это. Она давно знала, что женщины куда более

жестоки и беспощадны, чем мужчины, и еще раз получила тому доказательство.

Но не страх заставил ее поблагодарить свою мучительницу, а нечто совсем

иное. Она давно заметила, но так и не смогла ни понять, ни найти тому

причину, противоречивость своей натуры; она путалась в своих чувствах и

ощущениях: ей доставляло удовольствие думать о пытках и мучениях,

уготованных ей, но стоило ей только на себе ощутить их, как она готова была

на все, что угодно, лишь бы они прекратились; когда же это заканчивалось,

она снова была счастлива, что ее мучили. И так по кругу -- чем сильнее

мучили, тем большее потом удовольствие. Анн-Мари, безусловно, понимала это,

и поэтому нисколько не сомневалась в том, что благодарность О. была

искренней. Потом она объяснила О., почему именно так должно было начаться

ее пребывание в этом доме: ей не хотелось, чтобы девушки, попадавшие сюда,

в этот мир женщин (а кроме самой Анн-Мари и постоялиц, в доме жила еще и

прислуга -- кухарка и две служанки, убиравшие комнаты и присматривающие за

садом) теряли ощущение своей значимости и уникальности для иного мира, для

мира мужчин. И поэтому она считала своим долгом делать все возможное, чтобы

этого не произошло. Отсюда и требование, чтобы девушки все время были

голыми, и та открытая поза, в которой сейчас находилась О.  Ей было

объявлено, что в таком положении, с поднятыми и разведенными в стороны

ногами, она будет оставаться еще часа три, до ужина. Завтра же, в свою

очередь, она увидит на этом самом помосте кого-нибудь из девушек. Подобная

методика очень эффективна, но требует уйму времени и большой точности,

что делает совершенно невозможным ее применение, например, в условиях замка

Руаси. Впрочем, О. скоро сама это почувствует, а сэр Стивен вернувшись,

просто не узнает ее. 

* * * 

На следующее утро, сразу после завтрака, Анн-Мари пригласила О. и Ивонну в

свою комнату. Из большого секретера она достала зеленую кожаную шкатулку,

поставила ее на стол и открыла крышку. Девушки в ожидании стояли рядом.

-- Ивонна ничего не говорила тебе? -- спросила она у О.

-- Нет, -- ответила О. и обеспокоенно подумала, что же такого Ивонна

должна была сказать ей.

-- Насколько я понимаю, сэр Стивен тоже не захотел ничего рассказывать

тебе. Ладно. Вот те самые кольца, которые должны быть надеты на тебя,

согласно его желанию, -- сказала Анн-Мари и, действительно вытащила из

шкатулки два небольших продолговатой формы кольца.

О. заметила, что они были сделаны из такого же матового нержавеющего

металла, как и кольцо на ее пальце. Они были трубчатыми и по виду

напоминали звенья массивной цепочки. Анн-Мари, взяв одно из колец,

показала О., что оно образовано двумя дугами в форме буквы "U", которые

вставлялись одна в другую.

-- Но это пробный экземпляр, -- сказала она. -- Его можно снять. А

вот рабочая модель. Видишь, в трубку вставлена пружина, и если на нее с

силой нажать, она входит в паз и там намертво стопорится. Снять такое

кольцо уже невозможно, его можно только распилить.

К кольцу был прикреплен металлический диск, шириной, равный, примерно,

длине кольца, то есть где-то двум фалангам мизинца. На одной его стороне

золотом и эмалью была выведена тройная спираль, другая же сторона была

чистой.

-- Там будут твое имя и имя и титул сэра Стивена, а также изображение

перекрещенных плети и хлыста. Ивонна тоже носит такой диск, на своем колье.

Ты же будешь носить его на животе.

-- Как же... -- сказала растерявшаяся О.

-- Я предвидела твой вопрос, -- ответила Анн-Мари, -- поэтому и

пригласила Ивонну. Сейчас она нам все покажет.

Девушка подошла к кровати и спиной легла на нее. Анн-Мари развела ей ноги,

и О. с ужасом увидела, что живот Ивонны в нижней его части проколот в двух

местах -- это безусловно было сделано для установления кольца.

-- О., прокол я тебе сделаю прямо сейчас, -- сказала Анн-Мари. -- Много

времени это не займет. Куда больше мороки будет с наложением швов.

-- Вы усыпите меня? -- дрожащим голосом спросила О.

-- Нет, -- ответила Анн-Мари, -- только привяжу посильнее, чтобы не

дергалась. Думаю, будет достаточно. Поверь мне, это куда менее больно,

чем удары плети. Не бойся. Иди сюда.

Через неделю Анн-Мари сняла О. швы и вставила ей разборное кольцо. Оно

оказалось легче, чем думала О., но все равно тяжесть его заметно ощущалась.

Кольцо пугающе торчало из живота и представлялось орудием пытки. А ведь

второе кольцо будет еще тяжелее, тоскливо подумала О. Что же тогда со мной

будет?

Она поделилась своими тревогами с Анн-Мари.

-- Конечно, тебе будет тяжело, -- ответила ей женщина. Получилось как-то

двусмысленно. -- Но ты должна была уже понять, чего хочет сэр Стивен. Ему

надо, чтобы любой человек в Руаси или где-нибудь еще, подняв твою юбку и

увидев эти кольца и клеймо на твоих ягодицах, сразу понял, кому ты

принадлежишь. Может быть когда-нибудь ты захочешь снять его кольца и,

перепилив их, действительно сможешь это сделать, но избавиться от его

клейма, тебе уже никогда не удастся.

-- Я так полагала, -- сказала Колетт, -- что татуировку все-таки можно

вывести.

-- Это будет не татуировка, -- сказала Анн-Мари.

О. вопросительно посмотрела на нее. Колетт и Ивонна настороженно молчали.

Анн-Мари не знала, что делать.

-- Не терзайте меня, -- тихо сказала О. -- Говорите.

-- Я даже не знаю, как сказать тебе это. В общем, клеймо тебе поставят

раскаленным железом; выжгут его. Сэр Стивен два дня назад прислал все

необходимое для этого.

-- Железом? -- словно не поверив своим ушам, переспросила Ивонна.

-- Да, -- просто ответила Анн-Мари. 

* * * 

Большую часть времени О. подобно другим обитателям этого дома, проводила в

праздности. Причем это состояние было вполне осознанным и даже поощрялось

Анн-Мари. Правда, развлечения девушек особым разнообразием не отличались --

поспать подольше, позагорать, лежа на лужайке, поиграть в карты, почитать,

порисовать -- вот, пожалуй, и все. Бывали дни, когда они часами просто

разговаривали друг с другом или молча сидели у ног Анн-Мари. Завтраки и

обеды всегда проходили в одно и тоже время, впрочем, так же как и ужины;

тогда ставились на стол и зажигались толстые желтые свечи. Стол для

чаепитий непременно накрывался в саду, и пожилые чопорные служанки

прислуживали юным обнаженным девам. Было в этом что-то волнующе странное. В

конце ужина Анн-Мари называла имя девушки, которой надлежало в эту ночь

делить с ней постель. Иногда она не меняла свой выбор несколько дней

подряд. Никто из девушек ни разу не видел Анн-Мари раздетой; она лишь

немного приподнимала свою белую шелковую рубашку, и никогда не снимала ее.

Обычно, она отпускала свою избранницу на заре, проведя с ней несколько

часов во взаимных ласках, и в сиреневом полумраке нарождающегося дня

засыпала, благостная и умиротворенная. Но ее ночные пристрастия и

предпочтения никак не сказывались на выборе жертвы ежедневной

послеполуденной процедуры. Здесь все решал жребий. Каждый день в три часа

Анн-Мари выносила в сад -- там под большим буком стоял круглый стол и

несколько садовых кресел -- коробку с жетонами. Девушки (О. не участвовала

в этом), закрыв глаза, тащили их. Ту, которой доставался жетон с самым

маленьким номером, вели в музыкальный салон и привязывали к колоннам.

Дальше она сама определяла свою участь -- Анн-Мари зажимала в руках два

шарика: черный и белый, и девушка выбирала ее правую или левую руку. Если в

руке оказывался черный шарик, девушке полагалась плеть, если белый -- то

она освобождалась от этого. Бывало так, что несколько дней подряд

какая-нибудь из девушек либо счастливо избегала порки, либо наоборот

принимала ее, как это произошло с маленькой Ивонной. Жребий был

неблагосклонен к ней, и четыре дня подряд она, растянутая между колоннами,

билась под ударами плети и сквозь рыдания шептала имя своего возлюбленного.

Зеленые вены просвечивали сквозь натянутую кожу ее раскрытых бедер, и над

бритым лобком Ивонны, отмеченным сделанной Колетт татуировкой (голубые,

украшенные орнаментом буквы -- инициалы возлюбленного Ивонны), матово

поблескивало поставленное, наконец, железное кольцо.

-- Но почему? -- спросила ее О. -- У тебя и так уже есть диск на колье.

-- Наверное, с кольцом ему будет удобнее привязывать меня. 

У Ивонны были большие зеленые глаза, и каждый раз, когда О. смотрела в

них, она вспоминала Жаклин. Согласится ли она поехать в Руаси? Если да, то

тогда рано или поздно окажется здесь, в этом доме и будет так же лежать, с

поднятыми ногами, на красном войлоке помоста. "Нет, я не хочу, -- говорила

себе О., -- они не заставят меня сделать это. Жаклин не должна получать

плети и носить клеймо. Нет." 

Страницы: 1 2 3 4 5